— Если эту фотографию опубликуют газеты, это ускорит наш развод.
Георгий нахмурился.
— Какой еще развод?
— Если мы с тобой готовы вцепиться друг другу в глотку так скоро после свадьбы, то зачем мучиться целых два месяца? Не лучше ли сразу развестись честь по чести! — объяснила Мария.
— Ну, милые бранятся — только тешатся…
И вдруг сердце ее сжалось. Она поначалу не поняла даже отчего… Может быть, просто сделалось стыдно за свой взрыв, а может… Господи, все дело в том, что в ее душе нет никакой ненависти к Георгию! Страшится она лишь власти, которую имеет он над ее чувствами!
А Георгий невозмутимо продолжал:
— Когда я заговорил о твоей близости с Джулио, я сболтнул, не подумав. Ты напрасно обвиняешь меня в бесчувственности. Мне больно было слышать, что в столь нежном возрасте тебе довелось пережить… Однако твой спаситель, как мне кажется, сыграл на твоем чувстве благодарности… воспользовался этим…
Вот как? Стало быть, теперь в его глазах она маленькая, бедненькая жертва?..
— У меня с Джулио ничего нет! — твердо сказала Мария, закусывая губу.
— Сейчас — нет. И никогда больше не будет, — сказал как отрезал Георгий, подкрепив слова взглядом, полным сарказма. — А когда мы с тобой разойдемся как в море корабли, я сделаю все, чтобы ты не вернулась к нему! Он дурно на тебя влияет.
— Мне двадцать, а не десять, Георгий!
— Но лжешь ты словно малолетка! Неужели ты считаешь меня дураком? Я должен поверить, что ты не спала ни с одним мужчиной из тех двоих, с которыми жила под одной крышей? Или в то, что Алессандро вынудил меня на тебе жениться не потому, что чистосердечно полагал, будто ты ждешь от него ребенка?
— Не смей называть меня лгуньей!
Мария как ошпаренная выскочила из лимузина, едва он затормозил у парадного входа, и побежала в дом.
— Утешает меня лишь одно, — продолжал Георгий, нагнав ее в холле. — Будь ты и вправду беременна от Алессандро или, что еще более дико, окажись ты и в самом деле его дочерью, — у него помимо воли вырвался презрительный смешок, — я вынужден был бы влачить ярмо этого брака до гробовой доски!
— Да это просто чушь! — воскликнула Мария.
— Чушь? — Черные брови изумленно приподнялись, темные глаза похолодели. — В любом из этих случаев для меня было бы делом чести выполнить возложенные на меня обязательства!
— Но это же нелепо…
— Для тебя — возможно. Но Алессандро воспитал меня, и я беспредельно уважаю его. Я всем ему обязан. Его отличало обостренное чувство долга по отношению к семье. Такого рода преданность, которую он привил и мне, сильнее моих личных чувств.
У Марии вырвался истеричный смешок. Она тупо уставилась в пол, радуясь, что не стала настаивать на том, что она дочь покойного. Ей представился вдруг Георгий, живущий с ней из одного лишь уважения к последней воле отца… «Дело чести» — так он это назвал.
— Ты хочешь сказать, что женился бы на неприятной тебе женщине и жил бы с ней в браке, если бы таково было желание твоего отца?
— А на ком я, по-твоему, женат?.. Только вот как ни пытаюсь, не могу тебя раскусить! И не успокоюсь, покуда не пойму, что ты за штучка!
Мария отступила на шаг. Глаз поднять она не могла. Но даже один его бархатный голос творил с нею нечто невообразимое.
— Взгляни на меня, — сказал вдруг Георгий.
— Отстань…
— Я не бабник.
— Рассказывай…
— У меня была короткая и глупая связь с Эдит. Мне тогда исполнилось всего двадцать два.
— Ого! Сильное же, однако, впечатление ты на нее произвел!
Случайно встретившись с ним взглядом, Мария почувствовала, что слабеет. Как в тумане она побрела вверх по лестнице.
— Мое богатство впечатлило ее куда сильнее, — говорил Георгий, идя рядом с девушкой. — А вот для тебя оно, похоже, мало значит… Нечто новенькое в моей практике. Такого я не ожидал, тем более от тебя.
— Да ну? — Оступившись, Мария схватилась за перила. — А почему, позволь спросить?
— Будь ты алчной, в чем я поначалу был уверен, ты искусно сыграла бы на нашем взаимном влечении. Ты сиганула бы ко мне в постель по первому же зову, в надежде нагреть руки. Но хотя плоть твоя слаба, воля куда сильнее. Тебя не соблазнила мысль о том, что можно приобрести, попав ко мне в объятия.
— Георгий, — дрожащим голосом начала Мария, все еще отстраняясь от него, — а не приходило ли тебе и голову, что я из тех женщин, которые полагают, будто борьба лишь распаляет страсть в мужчине?
— Да ты мудра, маленькая моя, — с улыбкой сказал Георгий, одобрительно глядя на нее. — С какой стати тебе со мной сражаться?
— Потому… потому… — забормотала Мария, совершенно растерявшись. — Она вновь споткнулась и упала бы с лестницы, если бы сильные руки не подхватили ее. — Я борюсь с тобой, потому что ты мне отвратителен!
— Ты всеми силами стремишься удержать меня на расстоянии, — хрипло проговорил Георгий. — Но ты немножко переусердствовала, малышка. Я, наверное, не так умен, как ты, но если уж что усвоил, то навсегда! Отныне всякий раз, когда ты раскроешь ротик, чтобы закричать на меня, я закрою его поцелуем!
— Это не сработает… Я от природы строптивая! — стояла на своем Мария.
Черные глаза вдруг полыхнули золотым пламенем. Георгий легко, словно перышко, подхватил ее на руки и понес в спальню.
— Поживем — увидим! Как только мы с тобой насладимся любовью и ты познаешь рай в моих объятиях, ты и смотреть больше не захочешь на своего троглодита! Я, конечно, не воплощенное совершенство, но ему дам сто очков вперед!